А.Ахматова.

                                    ПРОЛОГ

Когда исписан веский том

Дней календарных, но нет точки, 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Либретто о стране дорог
Суфлёр читает монотонно
И подорожник вторит сонно
Как будто знает эпилог.

* * *
Зелёный свет.… В нём шорохом шагов
Заговорила серая дорога.
И вышла налегке из берегов, –
Чтоб отдохнуть от тяжести немного.

Несут в себе гораздо больший груз
Виновники дарованных мгновений, –
Опутанные сетью брачных уз
Встреч-расставаний, взлётов и падений.

Среди бредущих нет ни одного,
Кому доступна суть перемещенья
И неизбежности пришествия того,
Назначенного каждому явленья.

Им свет зелёный – редкий гость, как гром.
Сияет красный буднично, лукаво,
Рискуя всем, бредут они при нём,
В нём зарождается презрение и слава.

Придет пора и солнца желтый блик,
Словно фонарь, из ночи вырвет пятна
Седеющих снопов и сморщившийся лик –
Свободен путь туда, но не обратно.

Прислушайся к дыханию её.
Ах, не топчись и будь ей благодарен.
Мгновеньем брошено ещё одно копьё –
Зелёный свет – он сладок и угарен.

                          В ТОЛПЕ НА УЛИЦЕ ПУСТЫННОЙ

Я на улицах пыльных один.
Натыкаюсь на локти прохожих,
Словно парусник в скопище льдин,
На Летучий Голландец похожий.

Окна старых кирпичных домов
С безразличием смотрят мне в спину,
Им на серые шляпы грибов
Льёт оранжевый дождь паутинный.

Отраженье в стеклянных зрачках
Воплощает бесцельность движенья,
Обрывается в тёмных сачках
Аргонавтов усталых броженье.

Переулкам и улицам нет
Дела до единичной персоны.
Нимб над каждой из них – это свет,
Пожираемый взглядом Горгоны.

Перепутались мысли в сетях
Беспричинной тоски. Ну, так что же?
Я как все в этом мире в гостях,
Я как все одинокий прохожий…

* * *
Я заклеймён рукой Пророка
И свой печальный вижу путь.
Не ждать мне милости от Рока,
С пути к Голгофе не свернуть.

Дорогою Христа к распятью
Злаки на камни разменяю,
Но данною безмерной властью
Всё ж воскрешенья не желаю.

Запрет на знание деталей,
Дат, прочих пошлых мелочей,
Шагов последних и скрижалей
Рождён: из омута ночей,

Весенней глупостью зелёной,
Летами жара без тиши,
Осенней рощею паленой
И снежной слякотью души.

Однако в новом странном царстве
Меж рам иконного письма
Радетели отыщут пяльцы
И лики с моего холста.

БЕЗЖАЛОСТНОМУ ВРЕМЕНИ
Вам потакать, так вы всё отберете, –
Любовь, любимых, старых и младых.
Оставите мне лишь на развороте
Писание судьбы из уст благих.

Не будучи удачливым по жизни
И оставаясь белою вороной -
Не смог привыкнуть я к идиотизму:
Прощаньям, расставаньям под короной,

Смеющейся в ночи над болью странной
И синим светом затемнившей взор.
Я осуждаю вас своею речью бранной,
Но, как и все в себе, терплю я ваш позор.

Со мною нет уже тех многих нужных
Людей, событий, жестов, взглядов, снов
И редок стал аккорд созвучий дружных
С потерею движений, звуков, слов.

Смириться, успокоиться – не в силах,
И словно мошка, обжигаясь о свечу,
Всё ж в бесконечности ищу до боли милых,
Молю, ропщу, зову, кричу.

Но ваше всемогущество и трезвость
Опустошительны, будто разбойничий налёт
О, как губительна, жестока ваша резвость,
Как непростительно безжалостен полёт!

* * *
Некстати идёт ранний снег.
Некстати дождь осень замучил.
Некстати жара, как в аду.
Некстати нашёлся разлучник.

Ты статная. Кстати, всегда.
Теперь редко встречей балумешь.
И плавятся провода
Телефонные, когда ты другого милуешь.

Был кстати сегодняшний день
Погожим, на редкость спокойным
И старая нудная тень
Не гложет вновь жалом холодным.

Случайно скупая слеза
Скатилась на новое платье
Но глаз твоих бирюза –
Сегодня мне стала некстати...

ВИДЕНИЕ
То ли белый лебедь одинокий,
То ль невеста под моим окном...
Грустный и печальный взгляд глубокий
Не прикрыть портьерным полотном.

Лик полузабытой агницы в тумане,
В старомодном выцветшем манто…
Боже, не её ль в моём кармане
Десять лет лежит, как сон, письмо!

И зовёт она не за собою,
Где когда-то свет попал впросак, –
Царственно усталою рукою
Приглашает в поседевший сад.

...Тленьем ночь вскормила незабудку,
Лилиями вьётся лебеда.
Уложилась песня в одну нотку,
От которой грустно иногда.

* * *
Календарь худеет и худеет,
Ветер запах тлена в дом принёс.
Осень по ночам всё злее, злее,
Жмётся к тёплым трубам блудный пёс.

Радости, печали отслужили,
Как молитвы, в память залегли.
Что-то мы, наверное, сложили,
Что-то не сумели, не смогли.

Поржавевшие ошмётки декораций
На подмостках жжёт озябшая толпа,–
Жаждем новые – для яростных оваций,
Ищем ладные волшебные слова.

И который раз стоим мы у порога,
Половицы буднично скрипят.
Скользкая и шаткая дорога
Ожидает всех своих бродяг.

НАКАЗАНИЕ
Салгир журчит
И ивы в нём листву полощут.
Тепло от набережных плит,
Кузнечики хохочут.
И ты молчишь...
Теряется начало.
И продолженье начали терять...
Весы и Водолей,
Других созвездий нет.
Их тени тают в шорохе аллей,
А надо важное сказать,
Но слов не нахожу.
И я молчу...
И в наказанье за молчанье
Мне пережить пришлось изгнанье
В мир, где я прижился и живу.
Его и ненавижу,
Им страстно дорожу,
Сгораю в пламени
И в нём же замерзаю,
Бегу, бегу,-
То отстаю,
То догоняю...
За круговертью лет
Едва заметен горизонт.
Весы и Водолей
Стоят на том же месте...
И понял вдруг,
Что должен был сказать.
Но мы уже не те,
Увы,
В другом столетье.

РАЗРЫВ
Сегодня пьём
Без суеты и тостов.
Хоть нет усопшего в гробу.
Мы поминаем
Наш любимый остров
Безвременно
Утопленный
В снегу.
Погребены
В простуженной воде
Весной зажженные
Проказы.
Нам нет уже спокойствия
Нигде.
Не тешат
Ни слова, ни фразы.
Два золотых кольца
И свадебное платье
Хранят в себе
Торжественный
Упрёк.
Кружатся в лебединой песне
Пёрышки несчастья
И дотлевает в печке
С треском
Уголёк...

* * *
Говори, не говори,
А тепло покрыто снегом,
От распахнутой двери
Веет траурным ночлегом.

Две судьбы, как два врага,
Разошлись, устав от битвы,
Очумелая пурга
По живому режет бритвой.

Вроде нет уж и следа
От отчаянных объятий.
И вдоль тракта провода
Допевают стон распятий.

Если кончится метель,–
В поле встретятся бродяги
И на белую постель
Бросят сломанные шпаги.

Значит, так тому и быть.
У зимы одна дорога.
Суждено ей только выть
Возле двери, у порога.

* * *
Когда-нибудь, в такой же день,
В такой же ясный и погожий,
Сыщу в лесу знакомый пень,
Где редко встретится прохожий.
И календарь его колец
Предстанет книгою святою –
То держит за руку отец,
То дочка манит за собою.

То ходит по пятам намёк –
Всех неудач моих виновник.
Ужилось с правдою враньё,
Знакомый сад стал как терновник...
Круги, разводы – всё страницы –
Не вычеркнуть, не затереть.
Вначале петь учили птицы,
Потом собаки боль терпеть.
С разбегу время растерялось:
Плеть, корда, Вечное Всегда...
Куда, куда вы все собрались?!
Мой год, как два. Идут года...
Когда-нибудь в морозный день,
Когда снегами лес ухожен,
Я вспомню старый, старый пень,
Который стал меня моложе.
И снова по кругам пройду
(Как жизни схожи и не схожи),
Переживу его беду
И дни, которые не прожил.

* * *
Горит звезда на небосклоне,
Горит, как сотни лет назад.
И хочется в земном поклоне
Благодарить за чистый взгляд.

Что ищет белая светлица,
Что потеряла на земле?
Её печальная зарница
Огнивом прижилась во мне.

Она сожгла уже немало
Душ, обречённых на любовь.
Давно на свете их не стало,
До капли выкипела кровь.

Но бесконечное сиянье
Всё новых жертв к себе влечёт.
И я иду к ней на свиданье,
Как шёл Коперник – звездочёт.

* * *
Как бы ни было велико число,
оно в сумме с таким же числом,
но противоположным по знаку,
всегда равно нулю.
(Закон математики).

Исчерпаны минуты
без остатка,
Как приговор к расстрелу
слышится: «Посадка!...»
И запах хвои от волос
смешался с гарью.
Слова застыли в паутине
перестука.
Последний дом вокзальный и ...
Разлука, –
Уже не призрак, и легла
на плечи шалью.
И будет согревать
с нуля начавшееся время.

Оно в избытке,
давит бремя, –
Пред ним раздвоится
картина отраженья, –
Пока не побегут минуты вспять,
Чтоб капельку за каплей
исчерпать
До долгожданного мгновенья...

* * *
Завидую уснувшим этой ночью,
Я же не сплю и рву бумагу в клочья.
Со мною ты не хочешь говорить, –
И не кладёшь узоры под финифть.
Пыл распыляется без пенья муз,
На руку лёг невидимый мне груз,
Отчаянье, тоска и горстка грёз
Сплелись в букет почти увядших роз.
Но вдруг, как сон крадётся шёпот твой,
За ним вожу раскованной рукой.
Бесшумно входишь. Села у окна,
Обыденная, в платье из сукна.
Скрестились взгляды будто невзначай,
Сказала властно: «Ну же, начинай!»
Предметы и ночные миражи
Приобретают лик с гримасами души.

…Жалею всех уснувших этой ночью, –
Они в небытие, а я пророчу.
Настанет утро. Сяду у окна:
Обыденный, в рубашке из сукна...

* * *
Одна надежда на тебя
Осталась в сонме лет мгновений.
Я узник твой, твой пленник
Когда в гобой расстроенный трубят.

Если покорна судьба, вдруг
Крупица золота сверкает,
Смыкается тень света в круг
И образ смысл обретает.

И словно из небытия
В минувший мир дверь открываю:
Восторг, печаль, проклятия,
Как ангелов своих встречаю.

Ах, старый город, старый дом,
Наивные поступки – юность:
Снег белый-белый, робкий гром,
За вспыльчивостью вздорной нежность.

Тогда, как в ознобе, в бреду,
В дыму сквозь вымершее пламя
По улицам твоим бреду.
Мой поводырь, затворник, память.

* * *

Мой ангел! Я тебя молю:
Считай года без ложной сути
И не жалей их никогда,
Как капли расползающейся ртути.

Я вижу мачты кораблей,
И города считаю.
На отпечатках прочих дней
Твои следы читаю.

И где-то очень далеко
За горизонтом мглисто
Сияет облако твоё
Заманчивым монисто.

Иду на ощупь за тобой,
Куда – не знаю.
Дороги долгой столбовой
Тебе, мой друг, желаю.

                         ***

Вот только бы найти! Найти – и точка! 
Найти и не терять последний шанс
В бездонных помыслах, в мудрейших строчках
Беспроигрышный жизни талисман.

Пусть цель и тело оседлают душу,
Как всадник непокорного коня,
Пусть плетью саданет, когда я трушу
И приструнит, когда несёт меня.

Отдавшись всемогущественной силе,
Ведомый добрым роком без причуд,
Должно быть, и дошёл бы до могилы
Прозрачно-чистым, словно изумруд.

Но почему-то страшно, будто щепкой
По руслу предсказуемой реки
Нестись без столкновений в хватке крепкой,
Где есть одна услада без стихий.

Ах, талисман, ты манишь, как икона,
Но с твоей силой скучно станет мне, –
Уж не могу без пропасти, без трона...
Так оставайся ж в грезах и во сне.

* * *
Сегодня зимний день,
А я всё маюсь маем:
Под робкую метель
Сквозь зелень трав шагаю;

Не устаю дышать
Грозой в скрипучем громе;
Боюсь тебе мешать
Мерцать в дверном проеме;

Едва заметный вздох
И взгляд скользит в тумане
Из сладострастных крох,
Замешанных на манне.

Я чувствую – ты есть,
Как неизбежность ночи.
...Идёт пушистый снег –
Из сновидений клочья.

* * *
Однообразно пел прибой
Свою заученную песню.
Феодосийский пляж златой
Хрустел расплавленною взвесью.

В помине не было забот,
Казался мир навек уснувшим...
Твой непредвиденный приход, –
Как страсть в лачуге равнодушных.

Лишив покоя навсегда,
Поправ свободы беззаботность,
Ты вынудила поезда
Трясти в дорогах безрассудность.

Ищу теперь, пусть не вокзал,
Пусть перегон, пусть полустанок.
Изрядно всуе подустал, –
Не раненный, но как подранок.

Места осёдлые летят,
Сменяя в беге град за градом.
Я тридцать лет ищу тебя,
Хоть ты давно со мною рядом.

* * *
Новый вечер. Предшественник года.
Свечи перьями мнут темноту.
К зарождению свежего плода
Привыкают деревья в саду.

Январи по уставу житейскому
Нарядились в одежды невежд.
И шаманствуют, фарисействуют,
Конфетти осыпая надежд.

Ожидание прежних желаний
В ожидании прочь пронеслось.
Плачет свечка от жарких стараний,
Пусть же сбудется, что не сбылось!

Всё же кажется, будто сорока,
На изодранном за ночь хвосте
Принесёт предсказанья пророка,
Воскресив пожелания все.

Новый вечер. За ним будет утро.
И закружит, и понесёт...
Как всё просто, всё просто и мудро
В этот новый из всех Новый Год!

* * *
Прекрасен град в миг пробужденья
В пурпурном полымье зари,
Когда всесильны сновиденья,
Когда бессильны фонари.

Ещё в дремотных переулках
Туманом тишина сквозит
И еле слышный шорох гулким
Ударом грома прогремит;

Ещё рассветом тень не смыта
Со стен заборов и домов,
Но книга времени открыта,
Собранье из двухсот томов.

Степи ковыльной ветер знойный
Шлёт вести северных широт.
Меж горных гряд могучий, стройный
Стоит как витязь Ганимед.

Да, мы – его пажи и слуги,
Величью присягнув навек,
В час пробужденья, за услуги
Дань отдаём, храня обет:

В деяньях дерзких, благонравных,
Стремясь умножить его пыл,
Сплетём венки из веток лавра,
Чтоб, как для нас, он всем стал мил.

РОДНЫЕ ПЕНАТЫ
1
РАЗВАЛИНЫ РИМА ИЛИ УЛИЦА ПУШКИНА
Называли её стометровкой
Приходили гулять с поллитровкой.
Гул стоял, что восточный базар:
Здесь и подиум Вам и вендетта,
Тесно было певцам и поэтам, –
В сером камне встречал нас Ромул.
И напрасно стыдили, хулили
Тех, кто мимо неё не ходили –
На истоках всепутной тропы
Зарождалось соцветье грядущего.
Безалаберное и распущенное,
Из осколков минувшей войны.

Мне ли, в Пушкинском Свете отпевшим,
На балах его вдрызг поседевшим,
Не грустить на пустом тротуаре,
Где стоит одинокий скрипач,
Где встречает его тихий плач
(Под скрижалями яркими) в трауре?...

2
ОДА СТАРОМУ ДВОРУ
Здесь всё по-прежнему,
Ничто не изменилось.
Лишь старая беседка покосилась,
Да чахлый ясень опадает,
Чужая музыка играет.
Руки не подают прохожему.
Меня не узнают.
Для всех я стал чужим.
Даже качелям голубым!
Мне поскорее хочется уйти.
Но слышится учтивое: «Прости,
Не ищешь ли приют?»

Приют, – где я родился,
Где первый раз заплакал и влюбился,
Где мне родные стены, как чужие,
Где лица без улыбок? И другие
Других зовут Закатом любоваться?
Где не могу поверить и признаться,
Что здесь ничто не изменилось,
И всё по-прежнему, но только
без меня
и без моих любимых,
и друзей...

3
ДОМ ДЕТСТВА
Мой старый дом
Мой друг и мой отказник!
Здесь был и трон,
И принц, и паж-проказник.

Леса на стенах
О походах, битвах пели,
Под окнами в волнах
Кораблики летели.

Родные голоса
Ночными сказками пугали,
Прозрачные глаза
Бессовестно мечтали.

Уверенный покой.
И контурная карта
Разбита юною рукой
От сентября до марта.

………………………..

За горизонтом тьмы –
Творец твоих устоев,
И разлетелись мы
Как облако пустое.

Без нас ты стал другим
И мысли здесь шальные.
Не мог ты стать иным,
Коль тут живут чужие.

ГРОЗА
От недр расплавленные росы,
Парят на ангельские крыла.
Переплетённые в них косы
Потоком тёплым наземь хлынут.

При встрече разнополых туч
Гремит набатом Зевс и лентой
В изломе режет сумрак луч, –
Знак возвращения Ювенты.

Однако никакой беды
Искра мгновенья не сулила:
Пел песнь весны на все лады
Дождь майский – торжества мерило.

И исчерпав себя до дна,
Стихия вдруг угомонилась.
Блистало свежестью рядно,
Младою зеленью искрилось.

УДАЧА
Спросите у любого вы о ней,
Тогда поймёте, как она несчастна.
Её следы – следы грядущих дней
В которых она юна и пpекpасна.

Её приход, как пламя на снегу,
Как шум грозы в безоблачной пустыне...
Случается, всю жизнь стерегут.
Так было все века, так есть и ныне.

Из уст её хотят услышать то,
Что даже сами выразить не в силах.
Свершений ожидаете поток
Даже когда – «одной ногой в могиле».

Но и она с судьбою заодно,
Её дела, увы, небезграничны.
Ее, не встретив, катитесь на дно
И увядает в зеркале безличье.

Но коль мечте внезапно повезёт
Теряете покой, смеясь и плача,
И верите, что вновь она зайдёт
Когда вы дома, и рядом ждёт удача.

ПО ПЕРВОМУ СНЕГУ
Словно в цирюльне за бритьем
Лица домов покрылись пеной.
Поля их шляп витым литьём
Украсил скульптор очумелый.

Кто б ни пришел, кто б ни ушёл
Его следы как на ладони,
Как будто судьбы нагишом
Свой путь плетут в мирском затоне.

Разноголосый стон шагов
Сквозь сон морозного покоя,
Hа новоявленный покров
Ложится онемевшим слоем.

Пока печати на снегу
Способны жить и возрождаться
Я их не вижу, я бегу
И нет желанья возвращаться.

В такие дни, под первый пух,
Сердце рискованнее дышит,
Крепчает на морозе дух,
Отчётливей молчанье слышит.

Коль року мил лишь белый цвет,
В часы безжизненной пpиpоды,
То должно рисовать в ответ
Желаний радужные всходы.

На этой стадии пути
Есть шанс мечтаньям оправдаться,
На круг неведомый взойти,
Чтоб вновь бежать и заблуждаться.

МИМОЛЕТНАЯ СЛАБОСТЬ
Врасплох застигнут, невзначай,
Страх пред грядущею кончиной.
Опустошителен тот край,
Где вдруг костер коптит лучиной.

Когда дорога без конца
Последним шагом обернется,
Тогда от божьего гонца
Судьба навеки отвернется.

И времени на пересуд
Уже не ссудят ни минуты, –
Скитанья, помыслы и труд
Покроет ореол гранитный.

Но в этом страхе нет греха,
Его лишь не венчать с иконой.
Рассыплется он как труха,
Коль веру чествуешь короной.

Чтобы дыханье было впрок,
Сотру из памяти находку.
Возьму рюкзак и котелок,
За вёсла сяду в свою лодку.

* * *
Мне не понять печаль свою –
Я ненавижу однобокость,
Удел мой – не скучать в раю,
А с головой кидаться в пропасть.

Назначен лишь один полёт
С вершины сотворенья духа,
В нём каждый гнусный переплет
Должен едва коснуться слуха.

Паренью суждено снести
Зефир и кpуговеpть потоков,
И к приземлению спасти
Души пpозpачность от пороков.

Грусть – бесприютная ханжа,
Она, как гнус кровососущий,
Её безжалостная ржа
Навязчива и вездесуща.

Вкусив её как сладкий яд,
Вдруг хочется святой водицы, –
Так падают страницы вряд –
Дни-светочи и дни-темницы.

Пусть не понять печаль свою,
Она не стоит обозренья.
Лечу, парю, люблю... Грущу,
Ропщу, на грех, до одуренья.

* * *
Пожалуй, не было бы встречи
Прощаться не было б нужды,
Но словно плеть, поникли плечи,
Как предсказатели беды.

Ты ждёшь великих слов? Напрасно.
Нет сил былое измерять.
Теперь уже на всё согласны,
Коль стало нечего терять.

Как матросня в хмельном разгуле,
Мы пpоигpались в пух и прах.
И ты, и я твердим: «Смогу ли
Забыть наш скоротечный крах!»

Ниспосланные раем муки
Не вынесли мы, не смогли
И речи пламенные в звуки
Распались, и любовь сожгли.

Не суждено, пожалуй, было
Построить город для двоих.
Волной предательства размыло
Незавершённый нами стих.

Слова подобны листопаду,
Молчаньем грусть не развести.
Мы забрели в тупик с досады
И шепчем в унисон: «Прости…»

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МОГИКАН
Притворился лодкою без вёсел
Дряхлый лист, исписанный до корки.
В нём застыли ожиданья вёсен,
Юность лет, до траурной уборки.

Его дрейф, примёрзший к сонным каплям,
Летопись за жёлтой маской прячет:
То в угаре кто-то скачет цаплей,
Или от души навзрыд заплачет.

Не хватило места или краски
Описать неприхотливость спячки.
Морщатся следы засохшей ласки,
Как огарок несгоревшей спички.

Он застыл, обремененный тайной,
Словно путник, загнанный в тупик.
Не допев молитвы покаянной,
Не дожив, не долюбив, не доскорбив...

* * *
Как неприкаянный фрондёр,
Брожу по лабиринтам будней.
Но отражается кондор
В оконных рамах тенью бледной.

Где нет преград – их из песка
Воздвигну неприступным валом, –
И не останется тоска
Бездельницей в мозгу усталом.

Однако, не её одну –
Ждут испытанья злого рока:
В надёжной связке с ней идут
Надежды через тьму порока.

Давно маячит перевал
То впереди, то будто сзади,
И будничный прицельный шквал
Кровавых строк царит в тетради.

Им монотонность бытия
Всю жизнь была не по карману.
Удел – забыть им про меня.
Я их в ответ бранить не стану.

ВСТРЕЧА В ДОРОГЕ
Ты первая тогда в упор спросила,
Куда несёт меня и сколько лет в пути.
Сближенье тайн на рельсах проносило
Сквозь города и полустанки взаперти.

Ещё вчера другие измеренья
Отдельных, напрочь запечатанных миров
Не обладали долей намеренья
Приподнимать между собою свой покров.

Теперь же сняты путы лицедейства
И обнажённость не стесняет чуткий слух –
Без тени, без намёка фарисейства
Воспринимается, как отцветанья пух.

Лишь изредка на резком повороте
Дрожь опасения зависнет между строк.
Зависнет и умрёт в слепом полёте,
Чтоб две вселенных обрели проток.

Бьёт камертон колёс неутомимых,
В единстве с пульсом ладит самый первый мир...
Ох, путь-дороженька, неотвратимых
Встречь зачатница, хранишь свой добрый миф.

В конце пути – будь утро, или вечер,
Светило всё равно уйдёт в зенит.
Неуловимый, но растущий ветер
В капкан страстей безвинных заманит.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Абрау-Дюрсо... За кормою Одесса
Улыбкой заката прощает уход.
Её лицеист – голодранец, повеса –
Фрахтует на ночь у неё пароход.

На палубной лавке – каюте бродяги –
В пыли сонных брызг под охраною звёзд
Спускаются в память отрдевшие флаги
И шьют голубые напутствием грёз.

Отнюдь не по прихоти смена парада
(Цепей ностальгии ещё слышен звон), –
На контурной карте желаний услада
Свои притязания ставит на кон.

Пенящийся след по пути возвращенья
Лёг водоразделом меж «БЫЛО» и «ЕСТЬ» –
Как ровный трамплин, как исток восхожденья,
Как падшим невзгодам за хлопоты месть.

Дыхание труб белым облаком стелет
Постель вечной ночи на лунный велюр.
Дрожащая палуба тактами делит
Бег времени мерный, как шагом аллюр.

И словно бы все кругом, взяв передышку,
И зябь черноморья окутав плащом,
Застыло, но ждёт лучезарную вспышку
Над дремлющим призрачным синим плющом.

И скованность вдруг как видение скрылась
Под взглядом пуpпуpным. В объятья маня,
К щеке корабельной Таврида коснулась,
Улыбкой восхода, прощая меня...

ЗИМНИЙ «ЗОЛОТОЙ ПЛЯЖ»
На опустевшем берегу
Гуляет скука в стае чаек,
Прибой зловещую пургу
На спинах вспененных качает.

И с непокрытой головой,
Как призраки на поле боя,
Зонты наводят непокой
Скрипучим монотонным воем.

Здесь одиночества визирь
Пленит дух суетный всецело
И царствующую лазурь
Закрашивает кистью серой.

И всё же пляжный берег мил
В любое время непогоды –
Здесь я прощён, здесь я простил...
И волны мечутся, как годы...

* * *
За что мне празднество и хвоя
На полузимних островах,
Где шум прощального прибоя
Шуршит о новых маяках?

Я сменой дат и лет насыщен,
Как переполненный сосуд.
Вхожу с опаской, словно лишний,
В холодный призрачный приют.

Шаг неуверенностью робкой
На белом остове начал –
Открыл за точкой блеклой скобку,
Как ускользающий причал.

И беглый взгляд, пути отмерив,
Нащупал контуры следов.
И снова я во всё поверил
На грани бытия и снов.

Движенье грёз неуловимо
Сквозь блеск игрушек. Их стекло
Своим дыханьем паутинным
В мир предсказаний унесло.

…Остались празднество и хвоя
В пустом бокале от вина, –
В них гибельность и жизнь устоев,
В них возрождения вина.

ПОСЛЕ ЗАСТОЯ
И снова уходил, и снова возвратился
В привычный и изношенный уют.
С которым, расставаясь, не простился, –
Так закаляют сталь и так её куют.
Разорвано кольцо порочных будней,
Где лень и праздность понукали мной,
Как в чернозёме, одиноким клубнем
Я любовался собственной ботвой.
Опять нужда и цепкие заботы
Пытаются скрутить в бараний рог
Мой страстный пыл, стремление до рвоты
Держать узду, которой правит рок.
Здесь все по-прежнему. И пусть так будет.
В отмеренном лишь нужно меру знать.
Чтобы из всех стволов, из всех орудий
По воробьям, как говорится, не стрелять.
Я выбор свой и нянчил и лелеял,
Венец им выстрадан до самых мелких черт,
Тернистый путь не стелется аллеей,
Но с верою иду, и мне не страшен черт.
Как сладостны минуты муки страстной!
Пусть на алтарь за них положен век.
Без них и гласный звук, и звук согласный
Бесцветны и пусты, словно поддельный чек.
И возвращусь. Вернусь с поклоном низким,
Омыв следы ошибочных шагов, –
Чтобы в дали мой глас казался близким,
Чтоб не осталось белых нитей в складках швов.

ЯНВАРСКОЙ НОЧЬЮ НА ПРОГУЛКЕ
На улице пустой, оглохшей,
Где от фонарной слепоты бледнеют тени,
Промёрзшие шагов калоши
Хранят останки суетности денных бдений.

Миг равнодушного движенья,
Как одиночества гербом, клеймит заблудших
В смоле зеркальных отражений
Плодов астральных, словно душ уснувших.

В сообществе с дремотным шквалом
Захватывает дух, как всаднику в заезде.
Путь млечный тротуарных шрамов
Скользит щеками по обочинам подъездов.

От холода январской ночи
Уйти нельзя, не ощутив костров дыханий.
Тень застывает в белизне урочищ,
Как пылкий взгляд на гуще предсказаний.

НА ЗАБРОШЕННОМ КЛАДБИЩЕ
Я тень событий вижу, скрытых тьмой,
С моею тенью в пересуд она вступила.
Как две сестры, в тени притихших хвой
Судачат и толкуют над уныньем.

Тишь жуткая от жажды бытия
Дыханием одна другую гложет,
Как капли от ослепшего дождя
Растерянных, растраченных прохожих.

И что-то видел я, и с кем-то говорил,
И онемевший звук терзал воображенье.
Солёный привкус кладбища могил,
Как жизни дань за варварство вторженья.

А близнецы черно-прозрачны, как в бреду,
Как в пиршестве в чумном краю, и всё же –
Я поминаю долгожителя – беду;
А что ещё дешевле и дороже?...

* * *
Я слова, как цветы полевые
Соберу, уложу в букет
Для живущих в миру поныне
И для тех, кого с нами нет.
Чтоб до срока они не увяли,
Чтоб глаза их признали век,
Обряжу в плащ щемящей печали,
В одержимости плащ, букет.
И пока взор, как сирин-птица
Озирает покров полевой, –
От корней отрываю глазницы
От волненья дрожащей рукой...

* * *
Хотелось отыскать слов необычных
Несказанных, безумных, непривычных,
Дышать тобою, задыхаться.
И двери настежь распахнув, быть первым.
Чтоб до меня уста нетронутыми были,
Деяния молвой слепой не осквеpнимы.
Чтоб телом и душой к тебе прижаться...
Я чувствую, я знаю – я смогу,
Поверь в меня, родная – помогу
Расплавить озноба оковы,
Воспрянуть из небытия и поглотить
Собою сущее,– чтоб грезы воплотить,
Взращенные наперекор затворнице стихии.
Союз наш обещает стать двуликим
(Ты – женщина и я – мужчина),
Он обручен знамением великим
Из точек и начал, их продолжений и концов,
Из начинаний и свершений...
Так думал, стоя на пороге,
Уже совсем не тот, озябший и убогий
Я, объятья распахнув, когда
Всего мгновение осталось
До воскрешения новоявленья,
Когда все сладостные сны
Пpиобpетают плоть в дыхании весны…

* * *
А я не верю в знаки Зодиака,
Они иную истину хранят.
Однажды старый деревенский дьякон
Мне рассказал полсказки Бытия.
Теперь я знаю, где искать вторую,
И в поиске отнюдь не одинок...
Друг друга грани одного все же ревнуют,
Но сам бессилен сделать более, чем смог.
Я понял, как душе бывает тесно
В плоти, молящей только о себе.
Их единенье часто неуместно –
Тогда о ком-то из двоих скорбят.
Как привести к единству двух страдалиц?!
Коль не пойму – не обрету покой.
Hе это ли имел ввиду мой старец,
Когда поведал мне о Миссии святой?

* * *

Никогда...
С этим жутким слепым септаккордом
Пустотою треножится прыть.
Навсегда...
И литавры вздыхают крещендо,
обрывая последнюю нить.
Никогда...
Навсегда...

Плывут стаи седеющих мыслей,
Реставраторской кистью шурша.
Над нетронутой стопкою киснет
Хлебный мякиш, как дрожь малыша.

Безвозвратность во всём непонятна,
Разрывающим путы невзгод,-
Словно айсберги чёрные пятна
Гнут, без кормчего, ялику борт.

От потерь нет целебного средства,-
Как попутчиков нищих орда
Ковыляет из тёплого детства
До остывшего напрочь одра.

Но всесильное бремя утраты
Заставляет отчаянней жить,
Ибо нет бескорыстнее платы,
Чем остаться живым и любить...
Навсегда...